Молодая женщина почувствовала взгляд Фрэнка, пристально смотрящего на нее. У нее вдруг защипало в глазах, и она несколько раз моргнула. Терри, очевидно, это тоже заметил а, потому что на ее лице появилась дружелюбная, понимающая улыбка.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказала Терри. — Конечно, вы должны были это сказать. Как гордый отец.
Ответа не последовало. Ни от Марвина, который только резко выдохнул. Ни от Фрэнка, чьи глаза расширились от шока, а рот приоткрылся в ужасе.
И, конечно, ни от Джины. Да она просто не могла говорить: ее сердце подскочило и застряло где—то в горле.
Фрэнк видел, как она бледнеет.
— Джина, подожди, — выкрикнул он, когда та сдернула наушники и вскочила со стула. Мужчина понятия не имел, что произошло в студии, откуда сестра могла знать о Марвине и Джине, но он прекрасно представлял, о чем его возлюбленная подумала сейчас.
— Уйди с дороги, — прорычала она прежде, чем выбежать за дверь.
Фрэнк многозначительно посмотрел на Терри, которая была, надо признать, абсолютно ошарашена реакцией гостей. Но времени на объяснения не было. Фрэнк побежал вслед за любимой женщиной, которая только что посмотрела на него глазами, полными боли и недоверия.
Она неслась по темному коридору, где в это время работали только несколько охранников. Наконец Фрэнк догнал ее в вестибюле.
— Пожалуйста, выслушай меня, — попросил он, хватая Джину за руку. Она дернулась в сторону.
— Я ничего не хочу слышать. Ты подставил меня. Не могу поверить, что ты — предатель. Зачем ты так, Фрэнк? Зачем ты это сделал? Чтобы увеличить рейтинги своей сестры? Чтобы привлечь больше внимания к статьям? — Она толкнула мужчину в грудь обеими руками. — Черт побери, я доверяла тебе!
Джина потянулась к двери, но Фрэнк загородил дорогу.
— Я не предавал тебя, поверь!
— А что это, по—твоему, было? Оговорка? Случайность?
— Нет, ты не понимаешь. Я ничего не говорил Терри.
Она недоверчиво хмыкнула:
— Ну да, конечно. Это и было тем большим секретом, о котором ей взбрело в голову заикнуться во всеуслышание? — Джина отвернулась и тряхнула головой. — Что мне теперь делать? Надо идти. Надо позвонить маме. А вдруг я не смогу попасть домой? Вдруг там уже репортеры? Держу пари, они уже ищут мой адрес!
— Джина, это еще не катастрофа, — сказал он, пытаясь ее успокоить. Да, ужасно, что придется решать все вопросы сейчас, а не в конце года, но ты знала, что рано или поздно это случится.
— Уйди с дороги. — Она не смотрела на него. — Мне надо самой решить, что делать дальше.
Он не двигался:
— Ты ни в чем не виновата, Джина. Все началось до твоего рождения, и ты не должна больше об этом беспокоиться.
— Молодец! Предлагаешь мне забыть обо всем? Просто позволить семье распасться, разрушить жизнь мамы и бабушки с дедушкой…
Он мысленно выругался. Джина годами несла свой крест. Если бы ее родители были сейчас здесь, то он без малейших колебаний послал бы их ко всем чертям за то, что они сотворили с душой этой девочки.
— Ты способна любить, заботиться, быть верной, Джина. Но ты изменилась: стала сильнее, мудрее и можешь сама делать выбор в своей жизни.
Слезы потекли по ее щекам.
— Ты считаешь, я бы выбрала обнародование скандальной истории моей семьи по радио без всякого предупреждения?
— Нет. Но сделанного не вернешь, — тихо сказал он, вытирая мокрые дорожки на щеках любимой. Она отстранилась от его руки. Фрэнк продолжал:
— Твои родители решили все задолго до твоего рождения. Ты не можешь вернуться в прошлое, ты вылезла из своей скорлупы и должна научиться справляться с проблемами, как взрослая женщина, которой ты стала, а не как беспомощная наивная девочка, которой еще недавно была.
Она посмотрела на Фрэнка, как будто он ударил ее.
— Ты думаешь, что переспал со мной, и теперь знаешь меня лучше, чем все остальные люди?
Он кивнул.
— Да, я так думаю и не хочу терять настоящую тебя. Джина, ты должна сделать выбор. Двигайся вперед. Поддерживай семью, но не изменяй себе. Пойми, что не несешь ответственности за жизнь и счастье окружающих. — Он помолчал. — Или иди назад. Опять стыдись, скрывай правду. Пусть они снова превратят твое появление на свет в позорную тайну.
Она закусила губу, пытаясь смахнуть слезы. Фрэнк взял в ладони ее лицо, провел пальцами по шелковистым волосам.
— Пожалуйста, двигайся вперед, Джина. Со мной. Оставайся женщиной, которую я полюбил. Она прижала руки к груди:
— Это не честно, Дэвис. Как ты смеешь говорить мне о любви сейчас, когда выбил почву у меня из—под ног? Когда предал меня?
— Я не предавал тебя! — Он приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Даю слово. Я не говорил Терри, что Марвин — твой отец.
Джина смотрела на Фрэнка. Он не отвел глаз, молча призывая ее поверить ему. Они так хорошо узнали друг друга за последние недели, что она беспрекословно должна была поверить ему, стать открытой, любящей женщиной, которая доверяет голосу сердца и инстинктам, а не сомнениям и обидам.
Спустя несколько секунд, которые, казалось, длились вечно, она отвела глаза.
— Я все равно не верю тебе. — Джина отодвинулась. — А теперь мне надо решить, что делать с этим кошмаром.
Отвернувшись, она вышла.
Что—то внутри у Фрэнка умерло. Он рискнул и признался в любви. И проиграл. Его Джина ушла.
Вернувшись домой, она обнаружила, что ее мать, Лора, звонила уже два раза. Одна из маминых подружек еще со времен колледжа жила в Чикаго и, по—видимому, слушала передачу.